Жаба
В. ЛеГеза
Мишка плакал всю ночь, маялся животом, кашлял, а к утру у него поднялась
температура. На работу я, конечно, не пошла. Позвонила начальнику отдела,
сказала, что ребенок заболел. Тот посочувствовал, но не слишком и спросил,
как долго ребенок собирается болеть. Что за дурацкий вопрос? На мне висели
два срочных проекта, и я пообещала заехать в офис в течение дня и взять
работу домой. Хорошо, что у меня в квартире стоит компьютер, и я могу
работать дома, когда Мишка нездоров. Иначе меня давно выперли бы с работы.
Я дала сыну жаропонижающее, и он заснул. Осторожно, как шпион, я
выскользнула за дверь, стараясь не разбудить его, и поехала на работу. На
обратном пути забежала в овощной магазин купить свежих фруктов и
апельсинового сока. Рядом с овощным - зоомагазин. В витрине - ящик, в ящике -
клетчатый зеленый матрасик, а на нем валяются котята. Целая гирлянда. Рыжие,
черные, крапчатые. Мне ужасно хотелось завести в доме кота. Без кошки для
меня нет ни дома, ни уюта. Но нельзя - у Мишки аллергия. Поэтому на данном
жизненном этапе любовь к кошкам у меня - чисто платоническая. Может быть,
Мишка "перерастет" аллергию, может быть, мы переедем из нашего вонючего
"апартмента" в просторный дом, где будет достаточно места и свежего
воздуха... Но все это будет, когда, по мишкиному выражению, "рак у меня
что-нибудь свистнет", а пока я любовалась котятами сквозь пыльное окно
витрины, прижимая к животу кулек с яблоками и бутылку сока.
Стояла долго, минут пятнадцать. Замерзла. Холодный ветер задувал под юбку
и кусал ноги. Понимала, что нужно ехать к Мишке, что он уже, наверное,
проснулся. Но не могла оторваться. Наконец решилась - зайду на две минуты,
только поглажу и спрошу для приличия, сколько стоит вон тот рыженький пузатый
котенок с белой манишкой.
Когда я вошла в магазин, звякнул жиденьким звонком колокольчик над дверью.
Бородатый продавец улыбнулся мне из-за прилавка (он чем-то напоминал Бармалея
из детской книжки.) Мы немного поговорили о котятах. Рыжий оказался
породистой бестией и стоил триста пятьдесят долларов. Я погладила его и с
чистой совестью призналась, что у меня нет таких денег. Продавец хитро
улыбнулся и предложил мне молодого хорька, который стоил только сто десять. Я
вежливо отказалась от хорька, похожего на длинную волосатую колбасу с
бандитской мордой.
Но Бармалей не сдавался. Он вышел из-за прилавка, доверительно прикоснулся
к моему рукаву и спросил, есть ли у меня дети. Узнав, что у меня десятилетний
сын, он разразился комплиментами, как я молодо выгляжу, он никогда бы не
подумал, что у меня такой большой мальчик. Наверное, он появился, когда мне
было десять лет. Продавец захихикал над своей остротой. Насмеявшись, он
предложил купить за двадцатку моему "бамбино" бородавчатую ящерицу-игуану,
один вид которой поверг меня в ужас. Я боком начала пробираться к двери, но
Бармалей как бы случайно оказался между мной и выходом. Он устремил на меня
свои итальянские глаза и задушевным голосом оперного баритона пропел:
"Порадуйте своего больного ребенка, купите ему жабу. Всего три доллара. Он
лежит дома такой грустный и слабый. А вы придете к нему с подарком. Все
мальчики любят жаб. Я сам был когда-то маленьким, и жабы были моими лучшими
друзьями. Купите жабу, не пожалеете!"
Как по волшебству, в его руке оказалась стеклянная, обвязанная марлей
банка с пятнистой приветливой жабой. Жаба глядела на меня темными глазами с
итальянским разрезом и улыбалась. Я не могла устоять перед напором двойного
обаяния. Вытащила из кармана три мятых зеленых бумажки (сдача из овощного),
сунула банку в кулек с яблоками и побежала домой по раскисшему ноябрьскому
снегу.
* * *
Как и предполагал Бармалей-итальянец, жаба Мишке очень понравилась. Мой
сын, увлекающийся биологией, сообщил, что это - самец какой-то
южно-американской жабьей породы, и дал ему имя Ханс. Через несколько дней
Ханс совсем освоился в нашей квартире и бодро прыгал по всем комнатам. За
обедом (по мишкиному требованию) Ханс сидел за столом на отдельном стуле и
жрал зеленый салат и тертую морковку из голубой сервизной тарелки. Когда
Мишка играл с компьютером, Ханс, умащиваясь рядом с ним, внимательно смотрел
на экран немигающими выпученными глазами. Мишка почему-то очень смущался,
когда я заставала их вдвоем перед компьютером. Но у меня не было времени с
этим разбираться. Меня совершенно завалили работой. Я сидела над проектами до
поздней ночи и все выходные напролет.
В воскресенье я завозилась со стиркой и уборкой, и короткий туманный день
пролетел незаметно. За работу смогла сесть только поздно вечером, уложив
Мишку. Мне смертельно хотелось спать, но нужно было непременно закончить
проект. Ханс сидел рядом, неодобрительно глядя, как я бестолку колочу по
клавишам. К двенадцати ночи мои глаза стали горячими и красными, как
недожаренные тефтели, и начали вылезать из орбит. Проект застрял на мертвой
точке, но я уже ничего не соображала. Не выключая компьютер, я пошла в ванну,
промыла глаза холодной водой. Немного полегчало. Сварила кофе и присела к
кухонному столу, прихлебывая горячий напиток и бессмысленно рассматривая
узоры на липкой синей клеенке. Предстояла бессонная ночь, а за ней полный
рабочий день и вечер, насыщенный мишкиными капризами, мытьем посуды и еще
один незаконченный проект...
Я очнулась от стрекотания принтера - печатающего устройства, соединенного
с моим компьютером. Проклятие! Наверное, Ханс прыгнул на клавиши и запустил
его в действие. Опрокидывая стулья, я ринулась в комнату. Ханс сидел, разинув
рот перед экраном, а из принтера вылезали один за другим мелко напечатанные
листки. Сколько бумаги перепортил! Я автоматически сложила напечатанное в
стопку, укоризненно глядя на Ханса. Назвала его мерзкой жабой и разными
другими нелестными именами, но он только улыбался. Я перевела взгляд на пачку
бумаги. Передо мной лежал мой проект - законченный, оформленный,
напечатанный.
* * *
Весь следующий день я провела в глубоком раздумье. Не развлекла меня даже
похвала начальника, что я решила поставленную в проекте задачу оригинально,
изящно и экономично (если так и дальше пойдет, то мне прибавят зарплату). К
вечеру я решилась поговорить с Хансом начистоту.
Когда я пришла домой, Мишка и Ханс играли на компьютере в "Тетрис". Это
было ясно, как божий день. Мишка смутился и поспешно прикрыл Ханса тетрадкой.
Я строго отослала Мишку делать уроки. Сняла тетрадку и уставилась на Ханса
(жаба как жаба!). А он на меня. Наконец, Ханс понял, что ему не отвертеться и
первым нарушил молчание. Начал он с комплиментов, пытаясь ко мне подлизаться.
- Ты же умная, образованная женщина с широким кругозором! Литературу
всякую читаешь, фантастику. Ну что тут особенного - интеллектуальная
говорящая жаба? В природе возможны всякие аномалии. Экстрасенсы, например,
перевоплощения-реинкарнации или пришельцы...
- Не морочь мне голову. Ты кто - пришелец или перевоплощенец?
- Как тебе сказать... - замялся Ханс. - Это несколько сложнее. Я боюсь,
что не смогу объяснить. Ну вот, помнишь сказку братьев Гримм о принце-жабе?
- Ты хочешь сказать, что превратишься в прекрасного принца, если я тебя
поцелую?
Ханс издал какой-то неопределенный звук, нечто среднее между кашлем и
фырканьем. Мне показалось, что идея с поцелуем не вызвала в нем особого
энтузиазма. Это меня серьезно обеспокоило. Уж если жаба не находит меня
достаточно привлекательной, до чего же я докатилась? Но Ханс развеял мои
сомнения.
- Ты все воспринимаешь слишком буквально, я это так, для примера сказал, в
чисто интеллектуальном и эмоциональном плане. Жабы превращаются в принцев
только в сказках. Ты же знаешь закон сохранения материи. Сама подумай - как
из такой маленькой жабы может получиться целый принц?
Я вынуждена была согласиться. Ханс еще долго рассуждал о сознании, духе и
материи, перемещении в пространстве и времени, многослойной реальности с
вероятностями параллельных событий, но я, честно говоря, так ничего и не
поняла. Кроме того, меня отвлекали мысли об ужине, который предстояло
приготовить, мишкиных не сделанных уроках, и новом вельветовом платье,
нуждавшемся в мелких переделках. В конце концов я махнула рукой на
пространные объяснения Ханса (все равно ни черта не понимаю) и решила
принимать жизнь такой, как она есть. Раз уж так случилось, будем жить с
интеллектуальной жабой. И впоследствии я никогда не жалела о своем решении.
С тех пор как Ханс появился в нашей квартире, все изменилось. Мишка больше
не жаловался на скуку и одиночество. Ханс помогал ему с уроками, умело
используя компьютерную информационную сеть. В свободное время они играли в
разные игры. Ханс избавил меня от хождения за покупками, заказывая продукты и
разную мелочь через электронный сервис "Гороховый стручок", связанный с
супермаркетом. Он составлял для нас с Мишкой программу развлечений на
выходные дни - кино, музеи, короткие туристические поездки. Правда, будучи
жабой, он много места не занимал. Возили мы его в пластиковой, с дырочками,
коробке для салата. Ханс старался вести себя прилично и не привлекать лишнего
внимания. Один только раз он оплошал на выставке художника Дега - расквакался
от восторга.
С его помощью я перешла на другую работу. Ханс нашел по компьютеру
объявление о приеме, послал заявление-резюме от моего имени, умница,
подготовил меня к собеседованию. И потом помогал мне с проектами, так что на
меня не могли нахвалиться на новом месте.
Когда у меня выдавался свободный вечер, мы всей семьей собирались за
кухонным столом. Я пила кофе, Мишка - молоко, а Ханс чавкал яблочным пюре, до
которого он был большой охотник. Начавкавшись вволю, он начинал рассказывать
забавные истории из жизни в зоомагазине. Для жабы он был неплохим
рассказчиком, хотя часто повторялся. Особенно мне нравилась история о
говорящем кролике.
На самом деле кролик был самый обыкновенный, рыжий и длинноухий. Клетка, в
которой он жил, стояла возле фанерной перегородки, отделявшей помещение
магазина от маленькой хозяйственной подсобки. Когда-то над клеткой висела
лампа. Потом лампу сняли, и в перегородке осталась круглая дырочка, величиной
с цент. В магазине подрабатывал в это время студент-биолог. Однажды он
сортировал какие-то коробки в подсобке и от нечего делать заглянул в дырочку,
чтобы посмотреть, что делается в магазине. Он увидел маленького мальчика,
который стоял перед клеткой и с интересом рассматривал кролика.
- Здласвуй, клолик! Как позиваес? - зашепелявил малыш.
- Хорошо поживаю! - ответил студент кроличьим голосом из-за перегородки. -
А ты бы, мальчик вместо того, чтобы пялиться на меня, как дурак, дал бы мне
морковку. Думаешь, очень весело сидеть вот так в клетке целый день?
Студент не успел развить дальше мысль, как мальчик повернулся и убежал к
маме с криком: "Мам, иди сюда сколее. Клолик говолит!!"
Мама пожурила мальчика за крик и сказала, что кролики не умеют
разговаривать. Нехорошо обманывать старших! Мальчик очень обиделся и,
превозмогая страх, опять вернулся к кролику.
- Ну, где моя морковка? - услышал он, - и зачем ты звал маму? Разве ты не
знаешь, что кроликам нельзя разговаривать со взрослыми? Только с детьми.
Уходи, глупый мальчик, и без морковки не возвращайся!
Неизвестно, о чем говорил после этого мальчик со своей мамой. Они тихо
вышли из зоомагазина, вернулись через пятнадцать минут с большим кульком
самой лучшей очищенной моркови и почтительно положили его рядом с кроликом.
Студент рассказал об этом другим молодым продавцам, и долго еще среди
детей рыжий кролик пользовался необычайной популярностью. Он охотно
разговаривал с малышами, когда поблизости не было никого из взрослых. Только
говорил кролик, постоянно меняя акцент, то с китайским, то с мексиканским, то
с русским, в зависимости от того, кто работал в этот день в магазине.
Мишка весело хохотал, слушая о кролике. Ханс, довольный успехом своего
повествования, квакал и прыгал по столу, опрокидывая чашки. Потом
успокаивался и начинал философствовать: "Самыми загадочными животными в этом
магазине были, конечно, люди. Одна очень милая молодая дама выбирала
персидского котенка в течении трех часов. Один казался ей слишком светлым,
другой - слишком темным, у третьего она находила какой-то коричневатый
оттенок, который ее не устраивал. Продавец совершенно измучился с нею. Через
три часа дама заявила, что она придет выбирать котенка на следующей неделе и
принесет образцы замши, которой обиты диваны в ее гостиной. Она хочет, чтобы
котенок идеально подходил к цвету мебели... А вот послушайте, что было с
волосатой вьетнамской свиньей..." И Мишка замирал с открытым от восторга ртом
в ожидании новой захватывающей истории.
Так прошли зима и начало весны. А в конце мая зацвели вишни, и Ханс стал
задумчив. Он мог целыми часами сидеть на подоконнике, квакая на луну. Мне
тоже не спалось темными ночами. Кваканье беспокоило меня, и на душе было
тревожно. Однажды я подсела к нему на подоконник, и между нами завязалась
дружеская беседа. Ханс, оказывается, много читал. Но точка зрения на
литературу у него была какая-то узкая. Он жаловался на дискриминацию - все
только о людях пишут, а о жабах - практически ничего.
- "Лягушка-путешественница" - интересная история, - рассуждал Ханс, - но
какая-то незавершенная. Хотелось бы развить эту тему в роман (вроде
приключений Гулливера). Предрассудки опять же по отношению к земноводным. В
"Дюймовочке" жабам дана очень отрицательная характеристика. Сплошные
стереотипы. Если хотят о женщине сказать, что она сварливая и уродливая,
непременно называют ее жабой. Вот из тебя вышла бы очень привлекательная
жаба. Я говорю это в положительном смысле, как комплимент".
- Спасибо, Ханс, за комплимент. Из тебя вышел бы хороший человек, может
быть, даже прекрасный принц, а я вышла бы за тебя замуж, - пошутила я.
Но он воспринял мои слова вполне серьезно.
- Ты не обижайся, но я бы не хотел превратиться в человека, даже если бы у
меня была такая возможность. Семья, работа, дети, то да се... Быть человеком
- это большая ответственность. Ходить все время на задних лапах, выписывать
счета... Но если ты чувствуешь себя одинокой, я могу познакомить тебя с
подходящим мужчиной. Только ты должна прислушиваться к моим советам. Ты
совсем не разбираешься ни в людях, ни в жабах, как ребенок.
Я посмеялась, но обещала слушаться его во всем.
Вскоре я забыла об этом разговоре, но Ханс не бросал слов на ветер.
Несколько вечеров он провел за компьютером, сосредоточенно колотя всеми
четырьмя лапками по клавиатуре. Даже похудел немного и перестал квакать на
луну. Через компьютерный клуб "Форум Одиноких, но Любящих Сердец" он отобрал
троих достойных, по его мнению, претендентов и даже вступил с ними в
компьютерную переписку от моего имени. Сначала я возмутилась, но затем
любопытство взяло верх. Я согласилась обсудить с Хансом намеченные им
кандидатуры. К своей задаче Ханс отнесся со всей ответственностью. На каждого
кандидата у него было заведено отдельное досье с подробными описаниями
внешности, напечатанное на принтере.
Пока я изучала досье, Ханс поучал меня, прыгая по кухонному столу среди
неубранной после обеда посуды.
- За полную достоверность информации я не ручаюсь. Она предоставлена
самими соискателями. Люди любят приврать, особенно, когда речь идет об их
достоинствах (совсем, как жабы). Первое свидание следует назначать в
общественном месте, в дневное время, потому что всегда есть вероятность
напороться на какого-нибудь маньяка. В газетах такое пишут - просто ужас!
Болото, а не общество! Трясина! Я, конечно, с первого взгляда могу
определить, что это за человек...
Но тут я запротестовала. Уж не собирается ли Ханс потребовать, чтобы я его
брала на свидания? Ханс промолчал и надулся. Когда Ханс надувался, за его
ушами образовывались два огромных пузыря, и он становился вдвое толще, чем
обычно. Комичное зрелище! Но зная его чувствительность, я не позволила себе
даже улыбнуться. Пока я мыла посуду, он дулся, но потом сменил гнев на
милость. В результате мы остановили выбор на сорокапятилетнем
инженере-электрике. Разведен, имеет свой дом в пригороде, собаку-овчарку и
взрослого сына. Худощавый, высокий, темноволосый. Глаза голубые. Увлекается
классической музыкой, теннисом и политикой. Любит итальянскую кухню и неплохо
готовит.
Перед свиданием Ханс потребовал, чтобы я показала ему, что я собираюсь
надеть. Два платья им были забракованы, третье принято, но с условием, что я
надену к нему другие туфли и поменяю цвет помады. Ханс критически оглядел
меня, одобрительно квакнул и велел не задерживаться поздно.
Электрик мне понравился. Вопреки опасениям Ханса, он оказался именно
таким, как описывал себя - высокий, голубоглазый, приятной наружности,
вежливый и мягкий в обращении. Я вернулась домой в прекрасном настроении.
Мишка смотрел телевизор, а Ханс скакал по кухне с озабоченным видом. Я начала
ему рассказывать о встрече, но он грубо прервал меня, заметив, что у него
других забот хватает и нет времени выслушивать всякие глупости. На нем весь
дом держится, и Мишка, и покупки, и работа. Все его только эксплуатируют. Он
будет жаловаться в общество защиты животных! Ибо он трудится не покладая лап,
пока всякие другие бегают по свиданиям.
Это уже была явная наглость. Работала все-таки я, а не он. А уборка, а
стирка, а приготовление еды? У меня даже дыхание перехватило от такой
несправедливости. Впервые за три последних года на несколько часов отвлеклась
от дома, и хозяйства и сразу истерика. Чтобы не продолжать бессмысленных
препирательств, я ушла в ванну, но Ханс пошлепал за мной. Он совсем
разбушевался.
- Со мной не считаются в этом доме, я вам не нужен. Меня не уважают,
игнорируют! Тогда верните меня в зоомагазин! Отдайте на съедение уткам!
Выпустите меня на волю, в болото! Я хочу вернуться к истокам, к себе
подобным, на свою историческую родину!
От удивления у меня даже обида прошла. Я попыталась его образумить, как
могла.
- Что ты собираешься делать в болоте? Там ни компьютера, ни свежих
фруктов, которые ты так любишь. Чем ты питаться будешь? Комаров ловить? Для
этого тренировка нужна. А зимой как? Замерзнешь.
Но Ханс ничего не хотел слушать. Прошла неделя. Я думала, что он
постепенно успокоится, но Ханс упрямо стоял на своем: ему надоело жить среди
эгоистичных, бесчувственных и неблагодарных людей. Он хочет к жабам, в свою
родную стихию. Он забросил хозяйство, не играл с Мишкой и со мной почти не
разговаривал. В доме стало грустно и неуютно, как всегда, когда в семье
нелады. Мишка тоже ходил скучный, да и у меня настроение резко испортилось.
В выходные дни мы поехали в лес. Мишка держал на коленях банку с Хансом и
горько плакал. Ханс тоже выглядел печальным, но крепился и не показывал виду,
что ему грустно с нами расставаться. Ехали долго, часа три. Сначала я хотела
выпустить нашего Ханса в пруд в ботаническом саду, если ему так уж
приспичило, а через несколько дней приехать за ним. Но Ханс настоял на
настоящем болоте. Когда мы вышли из машины, над нами сразу зазвенели комары.
Один впился Мишке в щеку, и она тут же покраснела и вспухла. Было жарко и
душно. От заболоченного пруда поднимались тяжелые испарения. Пахло тиной и
прелыми прошлогодними листьями. Наши ноги увязали в глинистой почве. Мы
остановились у зарослей камыша. В кустах пронзительно кричала невидимая
птица. Мишка поставил банку на землю. Ханс выскочил на влажную траву и
немного попрыгал, разминая лапки. Он посмотрел на нас искоса и, квакнув
что-то вроде "Пока!", поскакал к воде и скрылся в камышах. Мишка зарыдал в
голос, и у меня в глазах защипало. Мы смотрели на колеблемые ветром камыши,
пока у нас не зарябило в глазах.
- Ну что, поехали домой? Комары нас совсем заедят, - сказала я.
Мишка покачал головой:
- Давай посидим здесь. Подумаешь, комары! Может быть, Ханс передумает и
вернется...
Мы уселись на поваленное дерево и, отмахиваясь от насекомых, задумались
каждый о своем. Ханс вернулся через одиннадцать с половиной минут.
- Я передумал, - заявил он, запрыгнув обратно в банку, - как вас оставить
на произвол судьбы, таких бестолковых... А тут еще какие-то аисты летают...
Кроме того, интеллектуальный уровень здешних жаб и лягушек чрезвычайно низок,
не говоря о ящерицах. Я возвращаюсь на определенных условиях: во-первых, я
хочу получить персональный компьютер; во-вторых, фрукты для меня покупать
только органически выращенные и химически чистые; предоставьте мне сносные
жилищные условия - отдельный кабинет с аквариумом. Впрочем, мы это обсудим
позднее во всех подробностях. -
Он критически оглядел меня и Мишку:
- Что-то вы похудели, пока меня не было с вами...
Я не стала ему напоминать, что он отсутствовал меньше четверти часа.
1998 г.