Жаба

В. ЛеГеза

Frog
В. ЛеГеза по образованию архитектор, живет и работает в Чикаго. Печатается в США, в России и других странах. Автор книг «Эмигрантские сказки» т.1,2, «Хвосты и крылья», «Повести Кошкина», «Жаба», повести «Эмма2000». Составитель сборников эмигрантской женской прозы АРЕНА.
Мишка плакал всю ночь, маялся животом, кашлял, а к утру у него поднялась температура. На работу я, конечно, не пошла. Позвонила начальнику отдела, сказала, что ребенок заболел. Тот посочувствовал, но не слишком и спросил, как долго ребенок собирается болеть. Что за дурацкий вопрос? На мне висели два срочных проекта, и я пообещала заехать в офис в течение дня и взять работу домой. Хорошо, что у меня в квартире стоит компьютер, и я могу работать дома, когда Мишка нездоров. Иначе меня давно выперли бы с работы. Я дала сыну жаропонижающее, и он заснул. Осторожно, как шпион, я выскользнула за дверь, стараясь не разбудить его, и поехала на работу. На обратном пути забежала в овощной магазин купить свежих фруктов и апельсинового сока. Рядом с овощным - зоомагазин. В витрине - ящик, в ящике - клетчатый зеленый матрасик, а на нем валяются котята. Целая гирлянда. Рыжие, черные, крапчатые. Мне ужасно хотелось завести в доме кота. Без кошки для меня нет ни дома, ни уюта. Но нельзя - у Мишки аллергия. Поэтому на данном жизненном этапе любовь к кошкам у меня - чисто платоническая. Может быть, Мишка "перерастет" аллергию, может быть, мы переедем из нашего вонючего "апартмента" в просторный дом, где будет достаточно места и свежего воздуха... Но все это будет, когда, по мишкиному выражению, "рак у меня что-нибудь свистнет", а пока я любовалась котятами сквозь пыльное окно витрины, прижимая к животу кулек с яблоками и бутылку сока. Стояла долго, минут пятнадцать. Замерзла. Холодный ветер задувал под юбку и кусал ноги. Понимала, что нужно ехать к Мишке, что он уже, наверное, проснулся. Но не могла оторваться. Наконец решилась - зайду на две минуты, только поглажу и спрошу для приличия, сколько стоит вон тот рыженький пузатый котенок с белой манишкой. Когда я вошла в магазин, звякнул жиденьким звонком колокольчик над дверью. Бородатый продавец улыбнулся мне из-за прилавка (он чем-то напоминал Бармалея из детской книжки.) Мы немного поговорили о котятах. Рыжий оказался породистой бестией и стоил триста пятьдесят долларов. Я погладила его и с чистой совестью призналась, что у меня нет таких денег. Продавец хитро улыбнулся и предложил мне молодого хорька, который стоил только сто десять. Я вежливо отказалась от хорька, похожего на длинную волосатую колбасу с бандитской мордой. Но Бармалей не сдавался. Он вышел из-за прилавка, доверительно прикоснулся к моему рукаву и спросил, есть ли у меня дети. Узнав, что у меня десятилетний сын, он разразился комплиментами, как я молодо выгляжу, он никогда бы не подумал, что у меня такой большой мальчик. Наверное, он появился, когда мне было десять лет. Продавец захихикал над своей остротой. Насмеявшись, он предложил купить за двадцатку моему "бамбино" бородавчатую ящерицу-игуану, один вид которой поверг меня в ужас. Я боком начала пробираться к двери, но Бармалей как бы случайно оказался между мной и выходом. Он устремил на меня свои итальянские глаза и задушевным голосом оперного баритона пропел: "Порадуйте своего больного ребенка, купите ему жабу. Всего три доллара. Он лежит дома такой грустный и слабый. А вы придете к нему с подарком. Все мальчики любят жаб. Я сам был когда-то маленьким, и жабы были моими лучшими друзьями. Купите жабу, не пожалеете!" Как по волшебству, в его руке оказалась стеклянная, обвязанная марлей банка с пятнистой приветливой жабой. Жаба глядела на меня темными глазами с итальянским разрезом и улыбалась. Я не могла устоять перед напором двойного обаяния. Вытащила из кармана три мятых зеленых бумажки (сдача из овощного), сунула банку в кулек с яблоками и побежала домой по раскисшему ноябрьскому снегу. * * * Как и предполагал Бармалей-итальянец, жаба Мишке очень понравилась. Мой сын, увлекающийся биологией, сообщил, что это - самец какой-то южно-американской жабьей породы, и дал ему имя Ханс. Через несколько дней Ханс совсем освоился в нашей квартире и бодро прыгал по всем комнатам. За обедом (по мишкиному требованию) Ханс сидел за столом на отдельном стуле и жрал зеленый салат и тертую морковку из голубой сервизной тарелки. Когда Мишка играл с компьютером, Ханс, умащиваясь рядом с ним, внимательно смотрел на экран немигающими выпученными глазами. Мишка почему-то очень смущался, когда я заставала их вдвоем перед компьютером. Но у меня не было времени с этим разбираться. Меня совершенно завалили работой. Я сидела над проектами до поздней ночи и все выходные напролет. В воскресенье я завозилась со стиркой и уборкой, и короткий туманный день пролетел незаметно. За работу смогла сесть только поздно вечером, уложив Мишку. Мне смертельно хотелось спать, но нужно было непременно закончить проект. Ханс сидел рядом, неодобрительно глядя, как я бестолку колочу по клавишам. К двенадцати ночи мои глаза стали горячими и красными, как недожаренные тефтели, и начали вылезать из орбит. Проект застрял на мертвой точке, но я уже ничего не соображала. Не выключая компьютер, я пошла в ванну, промыла глаза холодной водой. Немного полегчало. Сварила кофе и присела к кухонному столу, прихлебывая горячий напиток и бессмысленно рассматривая узоры на липкой синей клеенке. Предстояла бессонная ночь, а за ней полный рабочий день и вечер, насыщенный мишкиными капризами, мытьем посуды и еще один незаконченный проект... Я очнулась от стрекотания принтера - печатающего устройства, соединенного с моим компьютером. Проклятие! Наверное, Ханс прыгнул на клавиши и запустил его в действие. Опрокидывая стулья, я ринулась в комнату. Ханс сидел, разинув рот перед экраном, а из принтера вылезали один за другим мелко напечатанные листки. Сколько бумаги перепортил! Я автоматически сложила напечатанное в стопку, укоризненно глядя на Ханса. Назвала его мерзкой жабой и разными другими нелестными именами, но он только улыбался. Я перевела взгляд на пачку бумаги. Передо мной лежал мой проект - законченный, оформленный, напечатанный. * * * Весь следующий день я провела в глубоком раздумье. Не развлекла меня даже похвала начальника, что я решила поставленную в проекте задачу оригинально, изящно и экономично (если так и дальше пойдет, то мне прибавят зарплату). К вечеру я решилась поговорить с Хансом начистоту. Когда я пришла домой, Мишка и Ханс играли на компьютере в "Тетрис". Это было ясно, как божий день. Мишка смутился и поспешно прикрыл Ханса тетрадкой. Я строго отослала Мишку делать уроки. Сняла тетрадку и уставилась на Ханса (жаба как жаба!). А он на меня. Наконец, Ханс понял, что ему не отвертеться и первым нарушил молчание. Начал он с комплиментов, пытаясь ко мне подлизаться. - Ты же умная, образованная женщина с широким кругозором! Литературу всякую читаешь, фантастику. Ну что тут особенного - интеллектуальная говорящая жаба? В природе возможны всякие аномалии. Экстрасенсы, например, перевоплощения-реинкарнации или пришельцы... - Не морочь мне голову. Ты кто - пришелец или перевоплощенец? - Как тебе сказать... - замялся Ханс. - Это несколько сложнее. Я боюсь, что не смогу объяснить. Ну вот, помнишь сказку братьев Гримм о принце-жабе? - Ты хочешь сказать, что превратишься в прекрасного принца, если я тебя поцелую? Ханс издал какой-то неопределенный звук, нечто среднее между кашлем и фырканьем. Мне показалось, что идея с поцелуем не вызвала в нем особого энтузиазма. Это меня серьезно обеспокоило. Уж если жаба не находит меня достаточно привлекательной, до чего же я докатилась? Но Ханс развеял мои сомнения. - Ты все воспринимаешь слишком буквально, я это так, для примера сказал, в чисто интеллектуальном и эмоциональном плане. Жабы превращаются в принцев только в сказках. Ты же знаешь закон сохранения материи. Сама подумай - как из такой маленькой жабы может получиться целый принц? Я вынуждена была согласиться. Ханс еще долго рассуждал о сознании, духе и материи, перемещении в пространстве и времени, многослойной реальности с вероятностями параллельных событий, но я, честно говоря, так ничего и не поняла. Кроме того, меня отвлекали мысли об ужине, который предстояло приготовить, мишкиных не сделанных уроках, и новом вельветовом платье, нуждавшемся в мелких переделках. В конце концов я махнула рукой на пространные объяснения Ханса (все равно ни черта не понимаю) и решила принимать жизнь такой, как она есть. Раз уж так случилось, будем жить с интеллектуальной жабой. И впоследствии я никогда не жалела о своем решении. С тех пор как Ханс появился в нашей квартире, все изменилось. Мишка больше не жаловался на скуку и одиночество. Ханс помогал ему с уроками, умело используя компьютерную информационную сеть. В свободное время они играли в разные игры. Ханс избавил меня от хождения за покупками, заказывая продукты и разную мелочь через электронный сервис "Гороховый стручок", связанный с супермаркетом. Он составлял для нас с Мишкой программу развлечений на выходные дни - кино, музеи, короткие туристические поездки. Правда, будучи жабой, он много места не занимал. Возили мы его в пластиковой, с дырочками, коробке для салата. Ханс старался вести себя прилично и не привлекать лишнего внимания. Один только раз он оплошал на выставке художника Дега - расквакался от восторга. С его помощью я перешла на другую работу. Ханс нашел по компьютеру объявление о приеме, послал заявление-резюме от моего имени, умница, подготовил меня к собеседованию. И потом помогал мне с проектами, так что на меня не могли нахвалиться на новом месте. Когда у меня выдавался свободный вечер, мы всей семьей собирались за кухонным столом. Я пила кофе, Мишка - молоко, а Ханс чавкал яблочным пюре, до которого он был большой охотник. Начавкавшись вволю, он начинал рассказывать забавные истории из жизни в зоомагазине. Для жабы он был неплохим рассказчиком, хотя часто повторялся. Особенно мне нравилась история о говорящем кролике. На самом деле кролик был самый обыкновенный, рыжий и длинноухий. Клетка, в которой он жил, стояла возле фанерной перегородки, отделявшей помещение магазина от маленькой хозяйственной подсобки. Когда-то над клеткой висела лампа. Потом лампу сняли, и в перегородке осталась круглая дырочка, величиной с цент. В магазине подрабатывал в это время студент-биолог. Однажды он сортировал какие-то коробки в подсобке и от нечего делать заглянул в дырочку, чтобы посмотреть, что делается в магазине. Он увидел маленького мальчика, который стоял перед клеткой и с интересом рассматривал кролика. - Здласвуй, клолик! Как позиваес? - зашепелявил малыш. - Хорошо поживаю! - ответил студент кроличьим голосом из-за перегородки. - А ты бы, мальчик вместо того, чтобы пялиться на меня, как дурак, дал бы мне морковку. Думаешь, очень весело сидеть вот так в клетке целый день? Студент не успел развить дальше мысль, как мальчик повернулся и убежал к маме с криком: "Мам, иди сюда сколее. Клолик говолит!!" Мама пожурила мальчика за крик и сказала, что кролики не умеют разговаривать. Нехорошо обманывать старших! Мальчик очень обиделся и, превозмогая страх, опять вернулся к кролику. - Ну, где моя морковка? - услышал он, - и зачем ты звал маму? Разве ты не знаешь, что кроликам нельзя разговаривать со взрослыми? Только с детьми. Уходи, глупый мальчик, и без морковки не возвращайся! Неизвестно, о чем говорил после этого мальчик со своей мамой. Они тихо вышли из зоомагазина, вернулись через пятнадцать минут с большим кульком самой лучшей очищенной моркови и почтительно положили его рядом с кроликом. Студент рассказал об этом другим молодым продавцам, и долго еще среди детей рыжий кролик пользовался необычайной популярностью. Он охотно разговаривал с малышами, когда поблизости не было никого из взрослых. Только говорил кролик, постоянно меняя акцент, то с китайским, то с мексиканским, то с русским, в зависимости от того, кто работал в этот день в магазине. Мишка весело хохотал, слушая о кролике. Ханс, довольный успехом своего повествования, квакал и прыгал по столу, опрокидывая чашки. Потом успокаивался и начинал философствовать: "Самыми загадочными животными в этом магазине были, конечно, люди. Одна очень милая молодая дама выбирала персидского котенка в течении трех часов. Один казался ей слишком светлым, другой - слишком темным, у третьего она находила какой-то коричневатый оттенок, который ее не устраивал. Продавец совершенно измучился с нею. Через три часа дама заявила, что она придет выбирать котенка на следующей неделе и принесет образцы замши, которой обиты диваны в ее гостиной. Она хочет, чтобы котенок идеально подходил к цвету мебели... А вот послушайте, что было с волосатой вьетнамской свиньей..." И Мишка замирал с открытым от восторга ртом в ожидании новой захватывающей истории. Так прошли зима и начало весны. А в конце мая зацвели вишни, и Ханс стал задумчив. Он мог целыми часами сидеть на подоконнике, квакая на луну. Мне тоже не спалось темными ночами. Кваканье беспокоило меня, и на душе было тревожно. Однажды я подсела к нему на подоконник, и между нами завязалась дружеская беседа. Ханс, оказывается, много читал. Но точка зрения на литературу у него была какая-то узкая. Он жаловался на дискриминацию - все только о людях пишут, а о жабах - практически ничего. - "Лягушка-путешественница" - интересная история, - рассуждал Ханс, - но какая-то незавершенная. Хотелось бы развить эту тему в роман (вроде приключений Гулливера). Предрассудки опять же по отношению к земноводным. В "Дюймовочке" жабам дана очень отрицательная характеристика. Сплошные стереотипы. Если хотят о женщине сказать, что она сварливая и уродливая, непременно называют ее жабой. Вот из тебя вышла бы очень привлекательная жаба. Я говорю это в положительном смысле, как комплимент". - Спасибо, Ханс, за комплимент. Из тебя вышел бы хороший человек, может быть, даже прекрасный принц, а я вышла бы за тебя замуж, - пошутила я. Но он воспринял мои слова вполне серьезно. - Ты не обижайся, но я бы не хотел превратиться в человека, даже если бы у меня была такая возможность. Семья, работа, дети, то да се... Быть человеком - это большая ответственность. Ходить все время на задних лапах, выписывать счета... Но если ты чувствуешь себя одинокой, я могу познакомить тебя с подходящим мужчиной. Только ты должна прислушиваться к моим советам. Ты совсем не разбираешься ни в людях, ни в жабах, как ребенок. Я посмеялась, но обещала слушаться его во всем. Вскоре я забыла об этом разговоре, но Ханс не бросал слов на ветер. Несколько вечеров он провел за компьютером, сосредоточенно колотя всеми четырьмя лапками по клавиатуре. Даже похудел немного и перестал квакать на луну. Через компьютерный клуб "Форум Одиноких, но Любящих Сердец" он отобрал троих достойных, по его мнению, претендентов и даже вступил с ними в компьютерную переписку от моего имени. Сначала я возмутилась, но затем любопытство взяло верх. Я согласилась обсудить с Хансом намеченные им кандидатуры. К своей задаче Ханс отнесся со всей ответственностью. На каждого кандидата у него было заведено отдельное досье с подробными описаниями внешности, напечатанное на принтере. Пока я изучала досье, Ханс поучал меня, прыгая по кухонному столу среди неубранной после обеда посуды. - За полную достоверность информации я не ручаюсь. Она предоставлена самими соискателями. Люди любят приврать, особенно, когда речь идет об их достоинствах (совсем, как жабы). Первое свидание следует назначать в общественном месте, в дневное время, потому что всегда есть вероятность напороться на какого-нибудь маньяка. В газетах такое пишут - просто ужас! Болото, а не общество! Трясина! Я, конечно, с первого взгляда могу определить, что это за человек... Но тут я запротестовала. Уж не собирается ли Ханс потребовать, чтобы я его брала на свидания? Ханс промолчал и надулся. Когда Ханс надувался, за его ушами образовывались два огромных пузыря, и он становился вдвое толще, чем обычно. Комичное зрелище! Но зная его чувствительность, я не позволила себе даже улыбнуться. Пока я мыла посуду, он дулся, но потом сменил гнев на милость. В результате мы остановили выбор на сорокапятилетнем инженере-электрике. Разведен, имеет свой дом в пригороде, собаку-овчарку и взрослого сына. Худощавый, высокий, темноволосый. Глаза голубые. Увлекается классической музыкой, теннисом и политикой. Любит итальянскую кухню и неплохо готовит. Перед свиданием Ханс потребовал, чтобы я показала ему, что я собираюсь надеть. Два платья им были забракованы, третье принято, но с условием, что я надену к нему другие туфли и поменяю цвет помады. Ханс критически оглядел меня, одобрительно квакнул и велел не задерживаться поздно. Электрик мне понравился. Вопреки опасениям Ханса, он оказался именно таким, как описывал себя - высокий, голубоглазый, приятной наружности, вежливый и мягкий в обращении. Я вернулась домой в прекрасном настроении. Мишка смотрел телевизор, а Ханс скакал по кухне с озабоченным видом. Я начала ему рассказывать о встрече, но он грубо прервал меня, заметив, что у него других забот хватает и нет времени выслушивать всякие глупости. На нем весь дом держится, и Мишка, и покупки, и работа. Все его только эксплуатируют. Он будет жаловаться в общество защиты животных! Ибо он трудится не покладая лап, пока всякие другие бегают по свиданиям. Это уже была явная наглость. Работала все-таки я, а не он. А уборка, а стирка, а приготовление еды? У меня даже дыхание перехватило от такой несправедливости. Впервые за три последних года на несколько часов отвлеклась от дома, и хозяйства и сразу истерика. Чтобы не продолжать бессмысленных препирательств, я ушла в ванну, но Ханс пошлепал за мной. Он совсем разбушевался. - Со мной не считаются в этом доме, я вам не нужен. Меня не уважают, игнорируют! Тогда верните меня в зоомагазин! Отдайте на съедение уткам! Выпустите меня на волю, в болото! Я хочу вернуться к истокам, к себе подобным, на свою историческую родину! От удивления у меня даже обида прошла. Я попыталась его образумить, как могла. - Что ты собираешься делать в болоте? Там ни компьютера, ни свежих фруктов, которые ты так любишь. Чем ты питаться будешь? Комаров ловить? Для этого тренировка нужна. А зимой как? Замерзнешь. Но Ханс ничего не хотел слушать. Прошла неделя. Я думала, что он постепенно успокоится, но Ханс упрямо стоял на своем: ему надоело жить среди эгоистичных, бесчувственных и неблагодарных людей. Он хочет к жабам, в свою родную стихию. Он забросил хозяйство, не играл с Мишкой и со мной почти не разговаривал. В доме стало грустно и неуютно, как всегда, когда в семье нелады. Мишка тоже ходил скучный, да и у меня настроение резко испортилось. В выходные дни мы поехали в лес. Мишка держал на коленях банку с Хансом и горько плакал. Ханс тоже выглядел печальным, но крепился и не показывал виду, что ему грустно с нами расставаться. Ехали долго, часа три. Сначала я хотела выпустить нашего Ханса в пруд в ботаническом саду, если ему так уж приспичило, а через несколько дней приехать за ним. Но Ханс настоял на настоящем болоте. Когда мы вышли из машины, над нами сразу зазвенели комары. Один впился Мишке в щеку, и она тут же покраснела и вспухла. Было жарко и душно. От заболоченного пруда поднимались тяжелые испарения. Пахло тиной и прелыми прошлогодними листьями. Наши ноги увязали в глинистой почве. Мы остановились у зарослей камыша. В кустах пронзительно кричала невидимая птица. Мишка поставил банку на землю. Ханс выскочил на влажную траву и немного попрыгал, разминая лапки. Он посмотрел на нас искоса и, квакнув что-то вроде "Пока!", поскакал к воде и скрылся в камышах. Мишка зарыдал в голос, и у меня в глазах защипало. Мы смотрели на колеблемые ветром камыши, пока у нас не зарябило в глазах. - Ну что, поехали домой? Комары нас совсем заедят, - сказала я. Мишка покачал головой: - Давай посидим здесь. Подумаешь, комары! Может быть, Ханс передумает и вернется... Мы уселись на поваленное дерево и, отмахиваясь от насекомых, задумались каждый о своем. Ханс вернулся через одиннадцать с половиной минут. - Я передумал, - заявил он, запрыгнув обратно в банку, - как вас оставить на произвол судьбы, таких бестолковых... А тут еще какие-то аисты летают... Кроме того, интеллектуальный уровень здешних жаб и лягушек чрезвычайно низок, не говоря о ящерицах. Я возвращаюсь на определенных условиях: во-первых, я хочу получить персональный компьютер; во-вторых, фрукты для меня покупать только органически выращенные и химически чистые; предоставьте мне сносные жилищные условия - отдельный кабинет с аквариумом. Впрочем, мы это обсудим позднее во всех подробностях. - Он критически оглядел меня и Мишку: - Что-то вы похудели, пока меня не было с вами... Я не стала ему напоминать, что он отсутствовал меньше четверти часа.

1998 г.

Загрузить файл Загрузить текстовый файл


Текст из журнала "Вестник", N1(182), 6 января, 1998 г.